Конец династии истовых охотников

Познакомился я с Сергеем Андреевичем Русановым, отцом нашего заведующего лабораторией лесного охотоведения ВНИИЛМ, в конце 70-х годов прошлого столетия в одной из первых совместных поездок на охоту, которая проходила в дельте Волги. Хирург от бога, заместитель главного хирурга Министерства обороны СССР, доктор медицинских наук, профессор, награжденный многими правительственными наградами, благодаря своим знаниям, умению и опыту спасший, особенно в годы войны, сотни, а может быть, и тысячи жизней, был увлеченным охотником.

Абсолютно простой в общении, имевший колоссальный жизненный и охотничий опыт, мне, тогда еще молодому человеку, передавал его, совершенно не скупясь.

Выросший в семье интеллигентных охотников (его отец А.Г. Русанов тоже был известным отечественным хирургом и заядлым охотником, тесно общавшимся с писателем Л.Н. Толстым), он, будучи 12-летним подростком, стал обладателем двустволки французского мастера Лефоше, а в 14 лет выходил в поле с молодым пойнтером уже самостоятельно.

Хорошо разбирался в кинологии, умело воспитывал и натаскивал своих подружейных собак. Охотился всю жизнь, не потеряв интереса к ней и в старости.

Помимо более сотни научных работ, посвященных общей и военно-полевой хирургии, Сергей Андреевич написал увлекательную детективную повесть «Особая примета», с охотничьим уклоном.

Он рассказывал, как родилась идея к написанию детектива, ведь участником описываемых событий в какой-то мере был и он сам.

В конце его жизненного пути, в 1987 году, вышла в свет замечательная книга «Семьдесят лет охоты», с дарственной надписью, которая лежит сейчас у меня на столе.

В очередной раз перечитывая это произведение, не перестаю поражаться эрудиции Сергея Андреевича, его цепкой памяти, уважению к людям, с которыми когда-то пришлось общаться, знанию вопросов, связанных с охотой, и изложению давно минувших событий прекрасным русским языком, на мой взгляд, вполне сравнимым с произведениями, созданными писателями С. Аксаковым и М. Пришвиным.

В этом пожилом человеке подкупало абсолютно все! Несмотря на заслуги и почтенный возраст, Сергей Андреевич не чурался никакой работы. После успешной зорьки в дельте Волги он так же, как и остальные члены коллектива, активно принимался за текущие хозяйственные дела: щипал и потрошил уток, чистил пойманную рыбу, готовил ужин.

Поражали его интеллигентность, спокойствие, уверенность, хорошее знание и любовь к оружию.

Фото из архива автора.

Возвращаясь с охоты, первым делом принимался за тщательную чистку ружья и делал это с видимым удовольствием. Для нейтрализации продуктов сгорания капсюльного состава всегда пользовался бинтом, смоченным нашатырным спиртом, а остатки нагара вымывал из стволов горячей водой, используя мягкий вишер как поршень.

А ружья у него были классные — в основном иностранного производства, знаменитых фирм, дорогие и редкие.

Утром, еще до рассвета, поднимался одним из первых, заваривал чай и в состоянии возбуждения от предстоящего выезда будил остальных членов охотничьей команды.

С большим участием, уважением и, я бы даже сказал — нежностью, относился к младшему брату Юрию, который постоянно ездил с нами на охоту в дельту Волги, а сына Ярослава просто боготворил, полностью полагаясь на его опыт и охотничьи советы.

Впоследствии стал выезжать с нами не только на охоту осенью, но и на полевые работы весной. В вопросах охоты он беспрекословно следовал советам сына, выполняя его пожелания, особенно если это касалось безопасности, а в столь преклонном возрасте любая неосторожность могла бы привести к травме.

Забравшись в шалаш, любовно построенный и комфортно оборудованный сыном, Сергей Андреевич на утренней зорьке охотился с подсадной на разливах поймы реки Неруссы в Брянской области, всего в 200 метрах от кордона, а вечером сидел на стуле в надежде добыть вальдшнепа.

Поражало, с какой любовью и заботой относился к отцу и сын Ярослав! Надо отметить, что отец никогда не возражал, слушая его охотничьи советы и наставления. Иногда даже казалось, что они поменялись ролями.

Если сын говорил, что сегодня, к примеру, надо высадить подсадную у самой кромки воды, отец так и делал. Переходить в другое место, из-за боязни за отца, сын запрещал, а если удавалось добыть селезня, что бывало неоднократно, ни в коем случае не лезть в воду, чтобы его достать.

Сын всячески оберегал отца и делал шалаш в таком месте, где было удобно сидеть и стрелять, а добытая птица оставалась бы на виду и не могла быть унесена течением.

Фото из архива автора.

Стрелял Сергей Андреевич, учитывая возраст (ему было за 80), очень хорошо. Не было случая, чтобы он промахнулся по сидячей; изредка добывал и вальдшнепов на тяге, но часто не успевал вовремя встать со стула, чтобы повернуться в нужную сторону. Не терял юношеского задора, азарта, интереса к охоте до самого последнего дня жизни.

С доктором биологических наук Ярославом Сергеевичем Русановым, одним из основоположников лесного охотоведения, внесшим весомый вклад в дело развития охотничьего хозяйства страны, мне посчастливилось проработать около 20-ти лет.

Ранее в нашей лаборатории трудились такие известные ученые, как Д.Н. Данилов, П.Б. Юргенсон, А.А. Козловский, А.С. Рыковский и другие биологи-охотоведы. Приняв от них эстафету, Сергей Андреевич с достоинством нес ее до самого выхода на заслуженный отдых. Был несомненным лидером, объединившим и сплотившим своих подчиненных.

В лаборатории царила абсолютная демократия. Каждый научный сотрудник отвечал за свой раздел исследований. Прежде чем приступить к разработке вопросов по новой теме НИР, Сергей Андреевич всегда проводил многочасовые обсуждения, внимательно выслушивая доводы подчиненных.

Теперь этот прием называют «мозговым штурмом». Бывало, что он длился один, два, а то и несколько дней подряд. В жарких спорах наконец-то рождалась истина, и весь коллектив с энтузиазмом принимался за работу.

Так же, как и отец, Ярослав Сергеевич был очень прост и дружелюбен в общении. Родители накрепко заложили в нем интеллигентские качества еще в детстве. Обедали и пили чай в лаборатории или столовой мы всегда вместе.

Не было случая, чтобы Ярослав Сергеевич отчитал нерадивого сотрудника за небрежно выполненную работу во время приема пищи.

А рассказчиком был просто потрясающим! Долгими зимними вечерами, сидя в полумраке у потрескивающей сухими дровами печи, мы заслушивались его рассказами, да и было, что послушать и чему поучиться.

Особый интерес вызывали воспоминания о работе в зимних таежных экспедициях по изучению опыта и хронометражу такой специфической сферы деятельности эвенкийских охотников, как пушной промысел, на котором он пробыл несколько лет.

До сих пор, вспоминая его рассказы, уходя на охоту в «нелетную» погоду, днем или ночью, под причитания близких людей, повторяю слова местного аборигена, с юмором пересказанные Ярославом Сергеевичем — «окотиться нужно: мышка, бурундук ловить нужно», и уходить в дождь, сильный мороз или ночь становится несравненно легче.

Ярослав Сергеевич научил многому: честности, порядочности, принципиальности, трудолюбию. Свято соблюдал традиции, культуру и этику охоты. Не лишенный охотничьих суеверий, как и его дед и отец, боялся сглаза, стараясь не разгневать «охотничьих духов», сопутствующих удаче перед выходом на охоту.

Он был моим наставником в охоте с подсадными утками, астраханских охотах, руководителем диссертационной работы. Всю жизнь держал подружейных собак, в основном пойнтеров, и хорошо разбирался в кинологии. Любимыми были охоты с подружейными собаками на вальдшнепа и болотную дичь и осенние охоты на водоплавающих.

К несчастью, слух и зрение у него были не на высоте. Свист рябчика, песню глухаря или цыканье вальдшнепа он не слышал совсем, но всеми силами старался компенсировать этот природный недостаток умением и великолепным знанием повадок дичи. Зато стрелял отменно!

Фото из архива автора.

Вспоминается первая поездка в дельту Волги, в которую меня, тогда еще молодого парня, он взял. Охота на огромных просторах дельты, многообразие видового состава и количества пернатой дичи совершенно поразили. В первый же день мы долго искали подходящее место, толкая шестами куласы все дальше и дальше от базы.

Мое нетерпение достигло предела, казалось, что вот оно, хорошее место, стоит только спрятаться в первом попавшемся култуке, и все утки мои. Наконец, загнали плоскодонки в заросли ежеголовки на огромном плесе неподалеку друг от друга и расставили чучела.

Поднялся сильный ветер, и начался интенсивный лет уток. Тогда за пару-тройку часов я расстрелял более тридцати патронов, а добыл всего три или четыре утки. С завистью наблюдал, как почти после каждого выстрела начальника в воду с брызгами плюхалась очередная птица.

Правда, уже на следующий день, благодаря рекомендациям Ярослава Сергеевича, стрельба наладилась.

Вообще-то во время совместных охот негласный дух дружеского соперничества среди мужчин лаборатории присутствовал всегда, а когда заведующий отставал, что бывало весьма редко, расстраивался, у него портилось настроение.

Если мне не изменяет память, в годы Великой Отечественной войны он какое-то время служил техником-рентгенологом санитарного поезда. Как-то, спешно погрузив раненых бойцов, только что вынесенных из боя, вовремя заметили прорвавшуюся группу немцев, бегущих по шпалам к эшелону. Поезд тронулся, медленно набирая скорость.

Несколько человек, имевших личное оружие, в том числе и Ярослав Сергеевич, стреляли в бегущих немцев с задней площадки последнего вагона, пока не оторвались от преследователей. Двое немцев так и остались лежать на шпалах.

Он любил и достаточно хорошо разбирался в системах и марках охотничьих ружей, особенно иностранного производства, которых у него было несколько. Всем нам, включая и женщин, тогдашних сотрудниц лаборатории, со знанием дела советовал и помогал в приобретении не особо дорогих, но надежных иностранных ружей.

А «наколоться», приобретая подержанное ружье, не имея возможности проверить бой практической стрельбой, можно запросто. Покупали ружья, в основном, в знаменитой тогда в Москве и единственной комиссионке на улице Соломенная Сторожка. Ярослав сергеевич ни разу не ошибся в выборе марки и оценке качества видавшего виды оружия.

Русанов С.А. с сомом. Фото из архива автора.

Ярослав Сергеевич написал около 150 научных и научно-популярных статей и 10 книг (две в соавторстве) по вопросам рационального ведения охотничьего хозяйства, приемам и способам охоты. Все они, с дарственными надписями автора, бережно хранятся у меня.

Он был членом нескольких редколлегий, рецензентом ряда книг, журналов и сборников, членом Ученых советов, Почетным членом Росохотрыболовсоюза. Два его сына тоже стали охотниками, но такой одержимости, преданности этому увлечению, как у их отца, деда и прадедов, уже не было.

Уважал юмор, хорошо рисовал, писал стихи. Всегда был чисто выбрит, элегантно одет, опрятен и подтянут, неприхотлив к пище.

Перед значимыми праздниками и юбилеями в лаборатории сообща выпускали стенгазету с его дружескими шаржами и поздравлениями в стихотворной форме. Приятно было приходить на работу в наш дружный коллектив, а особенно встречаться всем вместе после длительных полевых исследований в разных районах. Обсуждению увиденного, пережитого, сделанного не было конца!

В средине 80-х годов лаборатории удалось заполучить стационарную базу для проведения научных исследований и апробации рекомендуемых мероприятий и методик в одном из охотничьих хозяйств Брянской области на реке Неруссе. Большой и добротный дом на высоком фундаменте под черепичной крышей одиноко стоял на высоком берегу старицы всего в сотне метрах от самой реки.

До ближайшего населенного пункта было не менее пяти километров. Кордон окружали средневозрастные и приспевающие сосновые боры, прорезанные многочисленными мелиоративными канавами черноольшанники, березовые и дубовые леса.

Весной пойменные ивняки, старицы и мелкие озерки, в изобилии разбросанные в округе, полностью заполнялись талыми водами, представляя собой прекрасные угодья для водоплавающей дичи и эльдорадо для охоты с подсадной.

С большим энтузиазмом занялись мы обустройством базы и окружающих угодий, заложив несколько постоянных пробных площадей, наметив маршрутные ходы для проведения учетов копытных животных по дефекациям, расчистив просеки для зимних учетных работ двух, трех и многодневными окладными способами, автором которых был Ярослав Сергеевич.

После пожара. Фото из архива автора.

Весна 1986 года случилась Чернобыльская катастрофа. Ничего не ведая, работаем в поле, в каких-то двухстах километрах от АЭС. Помнится, как пойнтер Чок, стуча лапами, в ту трагическую ночь ходил из комнаты в комнату; сильно разболелась голова, никак не удавалось уснуть. То же было и с остальными.

Наутро решили, что во всем виноваты букеты черемухи, которые поставили в коридоре. Вынесли их во двор и отправились по своим рабочим местам в угодья. Через два дня — выход со стационара. Только в поселке узнали, что произошла страшная авария.

Все же исследования на стационаре не свернули. Радиационный фон был вроде бы в пределах допустимого. Настал памятный апрель 1988 года. Открываю дневник и читаю тогдашние короткие записи. В памяти всплывают картины тех далеких трагических событий. Десятого апреля приехали на полевые работы в Неруссу.

Со вчерашнего дня открыта охота на селезней с подсадной. В те годы охоту открывали в два срока, сначала на десять дней на селезней, затем на то же время на вальдшнепа. Нас пятеро, включая Сергея Андреевича, а также четырех подсадных уток и пойнтера Чока.

Работа шла своим чередом; вечерами, а иногда и на утренней зорьке, до выхода в поле, успешно охотились с подсадными. Мне удалось добыть 11 чирковых и кряковых селезней, другим — не меньше.

Отличился и Сергей Андреевич, в свои 86 лет подстрелив крякового селезня, подплывшего к подсадной после ее страстной осадки. Кто же знал, что это была его последняя охота, последний выстрел! На память о том дне осталась лишь фотография.

21 апреля… Тяжело вспоминать этот день. Абсолютно ничто не предвещало беды. Уже два дня, как открыта охота на вальдшнепа. Она успешна, но не изобильна, обычно пролетало пять − 6 птиц, на выстрел налетало одна − две.

Вчера, неожиданно для нас, по течению реки на лодке приплыл Феликс Робертович Штильмарк, видный специалист и знаток заповедного дела в России, автор интереснейшей книги «Отчет о прожитом». Пообщавшись, оставил на хранение вещи, лодку, ружье и ушел в поселок по делам организации нового заповедника «Брянский лес».

Рабочий день. Как обычно, встали, позавтракали, собрали еду. Ярослав Сергеевич перевез нас с Алексеем на лодке на другую сторону реки, а сам с сотрудницей ушел в лес на «нашей» стороне. Договорились встретиться на том же месте в пять часов вечера.

Перешли пойму и разошлись, каждый по своему маршруту. Жарко (+25), сухо, безветренно. Оделись по-летнему, энцефалитные костюмы, сапоги, у меня рюкзак с едой, на боку, как всегда, фотоаппарат.

На бугре, среди соснового бора, в массе цветет сон-трава (прострел раскрытый), на деревьях набухли почки и вот-вот раскроются первые молодые листочки. Славя весну, весь день не смолкает многоголосый птичий хор. Комаров пока нет, да и клещей что-то не видно, в общем, благодать!

После пожара. Фото из архива автора.

В назначенный час встретились с Алешей, сидим на берегу, делимся впечатлениями, общаемся, ждем, но что-то Ярослав Сергеевич с лодкой запаздывает. Через 40 минут он подплыл, был мрачнее черной тучи и сообщил ужасную весть — днем был пожар, сгорел стационар, пропал Сергей Андреевич.

Выскочив на нашу поляну, мы увидели страшную картину. От дома остался лишь фундамент, две печи и кое-где догорающие нижние бревна сруба. Камни раскалены до предела, и подойти ближе невозможно. Мы бегали вокруг, звали Сергея Андреевича — в надежде, что он где-то поблизости, но все было тщетно.

Наконец, посреди догорающих углей, возле печи, я разглядел почти полностью сгоревшее тело и остатки двух ружей по его бокам. Очевидно, Сергей Андреевич успел осознать происходящее, схватил в обе руки за стволы по ружью, стоявших у изголовья кровати, прошел с ними по коридору почти половину пути к выходу, но, видимо, в дыму потерял сознание и упал.

Погиб милейший и заслуженнейший человек! Сгорело буквально все: шесть ружей, в том числе «Франкотт» и «Перде», «Мефферт» и «Зауэр», «ИЖ-12» и «ТОЗ» Ф. Штильмарка, пойнтер Чок и подсадные утки. Не было больше ни документов, ни вещей и оборудования, ни денег… Уцелели только добытые утки и вальдшнепы, которых накануне мы отнесли на базу хозяйства и поместили в холодильник.

Перекантовавшись в ту ужасную ночь в гостинице хозяйства, съездили в Суземку и вернулись на бывший стационар «Красный двор» со следователем и пожарной комиссией, а вечером, заняв денег, уехали на поезде домой.

Установить причину возникновения пожара так и не удалось, кран взорвавшегося газового баллона был закрыт, на базе оставался только Сергей Андреевич, остальные были в поле.

Русанов С.А. с последним селезнем. Фото из архива автора.

Весна в самом разгаре, светило солнце, во всю пели птицы, распускались весенние цветы, летали бабочки, журчали ручьи, а настроение было настолько подавленным и удручающим, что все казалось мрачным, черным. Как резко все изменилось! Когда все хорошо, жизнь представляется в радужных красках, но если произошло непоправимое несчастье, ничто не радует глаз, не греет душу.

Ярослав Сергеевич, абсолютно убитый горем, нежданно-негаданно свалившимся на него, замкнулся и долго почти не общался ни с кем. Как могли, старались поддержать и отвлечь его от мрачных мыслей, но, увы, былой непринужденности и общительности уже не было, он стал грустным и задумчивым. Хотя мы с Алексеем всячески отказывались, он все же безвозмездно вручил нам по двести рублей на покупку ружей. В комиссионке на эти деньги я купил австрийский «Шпрингер», а Леша немецкий «Зауэр». Они до сих пор верно служат своим хозяевам, напоминая о дорогом Ярославе Сергеевиче.

Проработав еще год с небольшим, наш заведующий уволился и ушел на пенсию. Трагедия сильно подорвала его здоровье, некогда крепкий мужчина стал чахнуть и через девять лет, на 73-м году жизни, скончался от тяжелой болезни.

Память об этих замечательных и заслуженных людях — отце и сыне РУСАНОВЫХ — до конца дней сохранится в наших сердцах.